К книге

Иванов-сан (СИ). Страница 2

Аккуратно достав зажеванный листок, прикрыл защитный кожух и вернул тяжелый картридж на место. Да, ремонт и обслуживание принтера — прерогатива айтишников. Но у них с утра аврал на этаж выше, для будущей конференции оборудование в залах монтируют. А девочкам в отделе надо печатать. Ну и в старом офисе похожая железяка стояла, поэтому я худо-бедно представляю, как с ее «болячками» справляться.

Закрыл крышку, поднялся и посмотрел на толстяка рядом. Еще одна головная боль. Вроде как — мое промежуточное начальство. Визгливые вопли на пухлых ножках. Если начальнику отдела надо кому-то пистон вставить без занесения в личное дело, отправляет это недоразумение. Потому что господину Лебедеву карму портить не хочется. Он — парит над схваткой. Зато весь офис тихо ненавидит урода в серебристом костюме. А он в ответ ненавидит всех вокруг.

— Вы что-то хотели, Александр Семенович?

Как бы его удар не хватил. Красный, словно помидор.

— Иванов, сука… Ты что, издеваешься? Как обращаться надо к руководству?

— Прошу прощения, мы на буровых по имени-отчеству обычно…

— Ты не на буровой, тупица! Ты — в приличной компании работаешь, а не медведям яйца крутишь!.. Меня зовут — Касатонов-сан!.. И я тебя уже час пытаюсь найти на рабочем месте. Ты же вместо этого с железками развлекаешься!.. Где отчет?

О чем и говорю. Не понимаю я, зачем меня сюда выдернули. Нет, формально вроде как и повезло. Из дыры прямиком в столицу. Это мне Кобаяси-сан подкузьмил. Инспектор труда, приезжал с проверкой. Мы его сопровождали. И когда их тяжелый кунг провалился под лед, сумел вытащить вместе с другими бедолагами. Не один, конечно, но японца на лед выдергивал сам. Насколько понимаю, мужик не забыл и организовал мне «рост». Кадровик на буровой так и сказал открытым текстом:

— Вань, у нас куст будут закрывать, добыча упала. Еще три-четыре месяца и восемьдесят процентов персонала «под нож». Поэтому — ты или уходишь «по собственному» через месяц, или бери вакансию в головном офисе. Младшим консультантом приглашают, жилье за счет конторы, зарплата на пять тысяч больше. И перспективы.

Шутник. С новой зарплатой по московским ценам не пошикуешь. И однокомнатная крохотная халупа в небоскребе-муравейнике числится за «Ям-Эн», как и еще триста таких же. Офисный планктон обитает под присмотром общей управляющей компании, платит с зарплаты своей же шарашке двадцать штук в месяц. Один плюс — пять остановок на метро, по меркам мегаполиса — вообще рядом. И самому снимать — меньше сороковника в Троицке или Ногинске не найдешь. А это — пригороды, два с половиной часа на монорельсе в один конец.

— Отчет где, Иванов?

Вот привязался. Откуда я ему этот самый отчет рожу? Цифры по добыче будут только в понедельник, а сегодня еще четверг.

— Не готов пока, Касатонов-сан.

— Да?.. И ты, вместо того, чтобы заниматься делом… Знаешь, мне надоело. Неделя, как вышел на работу, а уже успел о себе составить самое отвратительное впечатление. Пошли к руководству. Будем решать проблему…

Я медленно двинулся следом, жестом показав замершим неподалеку девушкам, что принтер работает. Им — нужнее.

* * *

Кабинет Лебедев-сан большой, просторный. Сразу видно — начальство заседает. Отдельно стол и шкафы за высоким кожаным креслом. Плюс — длинная полированная «кишка» со стандартными стульями на колесиках для совещаний. Еще одно кресло — чтобы боссу седалище проще с места на место перемещать. Стены — стеклянные, с еле заметными фиолетовыми прожилками. Активные «шторы». Кнопочку нажал — и все, в домике. Еще раз нажал — можно сверху наблюдать, как внизу подчиненные в офисной униформе туда-сюда бегают. Кстати, я такую архитектуру раньше не встречал. Вся наша высотка оформлена в виде многоэтажного «бублика». В середине — пустота, через каждые два этажа разделенная бетонными потолками с облицовкой. По периметру на первом этаже блока — архивы, технические помещения, кабинеты разного рода ведущих специалистов. В центре зала — кубики с пластиковыми зелеными стеночками высотой в полтора метра. Сидишь — никого не видишь. Встал — весь лабиринт как на ладони.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На втором этаже — кабинеты руководства калибром побольше и разного рода комнаты для совещаний. С проекторами, плоскими телевизорами и прочими приметами богатой конторы. По периметру — эдакий широкий балкон, с полированными стальными столбиками, пластиковыми белоснежными перилами и прозрачными панелями. Все обычные стены — из того самого бронированного стекла. Или еще какой дряни со встроенными внутрь скрытыми жалюзи.

Вот из таких двухэтажных «кусочков» собран небоскреб. Сто этажей. Но на последних — там уже что-то другое придумано. Небожители, стараются выделиться.

По итогам сидишь — как в аквариуме. Боссы сверху за тобой наблюдают. Ты можешь заметить, как туда-сюда люди мельтешат, с папками на доклад бегают. Кстати, макулатуры на удивление много. Вроде как все цифры в компьютерах — но на любой чих нужна бумажка. С шапкой «Ям-Эн», грифами, телефонами. В левом нижнем углу обязательно данные сотрудника, кто эту самую фигню рожал в муках и печатал. Визу ставят справа, на свободном месте. Или иероглиф лепят, или штамп. После чего листочек уходит дальше по круговороту барахла в природе, чтобы сначала осесть в архиве. А потом, через три месяца, отправиться в отдел контроля где-то в Лобне. Там вроде стоят громады высоток на сорок этажей, битком забитых различными отчетами, аналитическими справками и прочей бумагой. Особо важные доклады пылятся затем двадцать лет, остальное отправляют на переработку через пять.

Вот и мой отчет ждет похожая судьба. Сначала по диагонали просмотрит старший консультант, затем ведущий специалист по добыче выдернет оттуда цифру-другую, после чего бумажка ляжет на полку напротив моего кубика. Затем — Лобня, пятилетка и смерть в огне. Так гласят правила документооборота, которые зубрил неделю назад на вводных занятиях по офисным процедурам. Спасибо, что память не пропил на буровой, смог с первого раза галки расставить. Семьдесят девять правильных ответов из ста возможных. На четыре ответа больше минимально необходимого для сдачи экзамена.

И придурок скрипучий в довесок…

У босса беседа протекала в формальной и, я бы даже сказал, почти дружеской обстановке.

— Лебедев-сан, вынужден сообщить о нарушении трудовой дисциплины. Как нас предупреждал Накадзима-сан, кадры будут проверять, чем занимаются работники дзайбацу. И вместо того, чтобы трудиться над отчетом, Иванов-сан разобрал офисный принтер и тратил время на железки… Боюсь, что отдел айти напишет жалобу за столь грубое нарушение правил внутреннего распорядка.

— Я вас услышал, Касатонов-сан. Думаю, вы можете идти, а я побеседую с провинившимся. Спасибо, что обратили внимание на ошибку новенького в нашем отделе.

Гордо вздернув подбородок, толстяк вымелся наружу. Я проводил его взглядом, потом повернулся к руководству и не удержался от вопроса:

— А разве можно ходить в таком, с блестками? Или это за особые заслуги?

Поморщившись, седой мужчина жестом указал на стул перед широким столом и проворчал в ответ:

— Мода среди управляющего персонала. В директорате два месяца назад решили попробовать идею со сменой старого офисного стиля на более молодежные бренды. Вот и до нас докатилось.

— То есть там, — я посмотрел на потолок, — там уже это посчитали слишком революционным и не модным, а до некоторых особо продвинутых добралось только сейчас… Понял…

— Дурак ты, Иванов-сан, — вздохнул босс, закончив листать электронное личное дело на дисплее. — Мало того, нужных навыков по новой специальности нет, так еще язык держать на привязи не умеешь. Это — не буровая. Здесь — головной офис корпорации. Сорок процентов среди руководства — японцы. Остальные — члены местных богатых семей. Кто специально обучался менеджменту, международному законодательству и прочим премудростям. Мало нефть добыть. Ее надо доставить до потребителя и продать. Или переправить на химические предприятия, там переработать и уже пластики опять же по цепочке посредников отдать дальше… В большом коллективе надо уметь не только выполнять возложенные обязанности, но и делать это в определенных рамках. А ты, Иванов-сан, даже не улыбаешься, когда с людьми разговариваешь.